I.

рождественская ночь, волхвы пришли в пещеру,
а в городе огонь пылает ярче звезд.
здесь нет ни капли зла. хотя, по крайней мере,
чем видел меньше зла, тем больше проживешь.
два мира, что сошлись в один на ночь одну лишь,
и тих младенец там, распят мессия тут.
и как соединишь движенье ушлой пули
и свист ее секунд, которые не ждут.
да, стрелки сплетены, как в школе параллели,
и вифлеем молчит, и тих одесский храм.
мария шепчет песнь, что льется еле-еле,
и звон колоколов взлетает к куполам.

II.

пока молчал мой дом, в него вошел
он сам и отодвинул стул от пищи.
блестели огоньки, как будто в шоу
какого-нибудь западного хиппи.
он говорил на книжном языке,
хоть мне хотелось что посовременней,
потом он показал мне на руке
стигматы, и такие ж – близ коленей –
должно быть, по привычке. только я
сказал ему, что верю – не фома, мол.
а он сказал, что истинно: сия
нас чаша не минует, смеха мало.
и трижды отрекусь я от него,
пока настанет пасха. и я понял:
я петр. камень в это рождество,
и он меня, как камень, с почвы поднял.

III.

горят огни, шумит морской прибой
за километры от моей пещеры.
и, кажется, зовет господь на бой
всех иродов – героев нашей эры.
оружие звенит, кричат полки,
но спит младенец, тих и безмятежен.
и лишь мария нежностью руки
касается младенческой одежды.
два бытия: идиллия и гром –
вот-вот они столкнутся до рассвета.
но бог уже стучится в светлый дом,
их направляя к спасу назарета.

IV.

когда уйдет святое рождество,
то вновь наступит этот прежний быт:
куда идти, зачем и от кого,
кого тебе любить, кого забыть.
куда бросать монетку, чтоб опять
вернуться в это чудо пары дней,
где лишь звезда, и детская кровать,
и матерь, что всю ночь стоит над ней.
куда, зачем, почто и почему –
вопросы станут обухом с утра,
когда поймешь, что дальше – одному
тропинкой из восьмого января.

А. Щедринский